Чем не нравится FaceBook  – сложно что-то разыскать, если не помнишь, у кого это было “на стене”. Лента безжалостно наваливает новые и новые картинки, статьи, лайки, комментарии.
Ленту мне просматривать всё сложнее – Элина спит строго меньше, много времени теперь уходит на готовку и собственно сам прикорм, поэтому уж что смогла, то и словила:)
Но сегодня задумалась над статьей и обсуждением из ленты, копирую пока “не ушло”:

____

Мой опыт работы с родителями постоянно убеждал меня: как только становится ясно, что необходимо ребёнку, что ему нужно от вас, как только вы это ясно понимаете, тут же начинают проявляться в ретроспективе те вещи, которых вам не хватало в вашей жизни, которые нужно отплакать, чтобы найти в себе равновесие и продолжать быть тем родителем, который необходим вашим детям . Таким образом, ваши дети становятся вашими терапевтами. Сам факт вашего родительства уже является самой лучшей терапией, которая лечит, заживляет, восстанавливает от травм и ран, полученных вами ранее.
Пускай у вас было недостаточно счастливое детство, но сейчас вы мать, и когда вы поднимаетесь до этого уровня и начинаете действовать из любви, ощущаете нужды ребёнка, стремитесь быть ответом на них, когда ваше сердце готово великодушно отдавать, когда вы вытягиваете себя до уровня родителя, в котором нуждается ваш ребёнок, в этом усилии и происходит личностный рост.
Работать над собой – это не правильная мотивировка. Вы не столько работаете над собой, сколько над тем, чтобы предоставить своему ребёнку то, в чём он нуждается. Если вы начнёте работать над собой, это легко может превратиться в созерцание пупка и нарциссизм, то, чем обычно занимается «нормальная» терапия.
Я прекратил предоставлять терапию родителям, потому что этот процесс уводил их в сторону от своих детей. Я работал с ними только в контексте их близких отношений с ребёнком, чтобы помочь им стать теми родителями, в которых нуждается их ребёнок. И поверьте мне, это всё, что было необходимо для их собственного восстановления.
Но как только мы начинаем говорить о себе, сосредотачиваемся на наших нуждах и решении своих проблем, мы ещё больше отдаляемся от наших детей. Время сосредоточения на собственной жизни безвозвратно ушло для нас, у нас уже нет такой роскоши, потому что сейчас у нас есть некто, кто нуждается в нас ещё больше, чем мы сами нуждаемся в себе.
Любовь – всегда наилучший ответ на вопрос, ради чего мы приносим жертву. Если от нас требуется самоотречение, отказ от какого-то удовольствия, импульсивного поступка и мы делаем это ради любви – мы трансформируемся.
Гордон Ньюфелд

У многоуважаемой Ольги, моей хорошей знакомой, чьи многие позиции в воспитании нашли у меня отклик, также рассуждает на тему со своими подписчиками:

Я как-то очень понимаю, о чем он, и глубоко согласна. Но в современной моде на гедонизм и “делаем счастливую маму” это сложно понять. А речь, мне кажется, идет о той великой внутренней трансформации, которая случается с человеком, сколь угодно невротизированным и недолюбленным, когда он сталкивается с долгом (в хорошем смысле слова, высоком), который облагораживает. Люди, которые сталкиваются с помощью больным и немощным, которые работают в хосписах и волонтерами, которые помогают инвалидам, беженцам, старикам – они не срываются (“ах как меня это все достало, когда я наконец смогу выпить свой кофе и съесть суши”), они просто выходят этим усилием души на новый уровень. Я уверена, что многих из них так же недолюбили, недоласкали и не поняли, но почему-то мне кажется, что эти разборки с детством для них ушли на очень дальний план. И Ньюфельд, мне кажется, говорит о том же. В современном гедонистическом мире “служение” подразумевает “прислугу”, в то время как служение – это просто отдача себя, ото дня в день, не пресмыкание перед ребенком, не самоунижение в его пищу, а постоянный труд быть внимательнее, мудрее, сильнее, чтобы помочь, поддержать, напитать и отпустить. Я как-то раньше писала про то, что для меня родительство – это прежде всего мой рост, дикое ускорение роста. При том, что я так же мелочно и регулярно жалуюсь, ною и все такое, но я знаю, что как ни странно, именно моя перфекционистская потребность “быть насколько могу лучшей мамой своим детям” меня и лечит. И уйди я от нее в тусовки и маникюр, ничего бы не было, ничего из того, что у меня есть, что мне так дорого и важно.
Jany Ka   Ольга, позвольте с Вами поспорить? Вы для меня являетесь очень серьезным авторитетом, примером “вдумчивого родительства”, как я это называю и мне очень важно поговорить с Вами на эту тему…
Читая статью у меня было ощущение, что это пишет кто-то из наших, отечественных околопсихологов, даже не психолог, а рядом стоящий. После, прочитав про терапию и поняв, что это пишет специалист, и до конца статьи, пока я не прочитала автора, у меня были мысли на тему – надо узнать фамилию и обходить стороной, а увидев авторство – пребываю в глубочайшем шоке. Совершенно не ожидала от Ньюфелда такого непрофессионального высказывания.
Попробую в трех словах про что я.
Люди – они разной степени травмированности. Как раз в том момент, когда травмированный взрослый начинает терапевтироваться об ребенка – у ребенка происходит ответный процесс. Ребенок травмируется. Не так сильно, как родитель, но тем не менее. Родитель может даже не понимать, какие его травмы отпечатываются в ребенке и как, но это процесс обоюдный.
Мне очень странно читать от Ньюфелда такое пренебрежительное отношение к “обычной” терапии. Он одним махом приравнял всех травмированных людей к нарциссам и созерцателям, хотя, опять же, травмы у людей бывают настолько серьезные, что их не вылечить об ребенка. И прекрасно, что мать, пережившая в детстве насилие от родного отца, занимается личной терапией, без помощи она не сможет одним усилием воли выйти на новый уровень.
Katy Sidorova   Совсем не согласна. Я полтора года назад столкнулась с долгом по самые помидоры, причем не потому, что что-то сама решила и сделала, как те, у кого этот “долг” родительский, просто очень сильно не повезло – брат заболел раком, его семья срочно репатриировалась в Израиль, надо было помогать им с адаптацией, ребенком и вообще со всем, потом его жена с ребенком уехала обратно, а он остался один (о есть со мной). Делала и делаю все, что нужно – не вижу других вариантов, но очень сильно сомневаюсь, что от этого я стала лучше, чем была до. Я – точно такая же, только более усталая и задолбанная, путешествия отложены на хрензнаеткогда, учеба и планы на свой бизнес – тоже, потому что все, на что меня хватает (и то с трудом) – это непыльная работа по найму. Такой личностный рост я видела в гробу и белых тапочках, и искренне желаю авторам подобных статеек, чтобы им в жизни было больше геморроя и возможностей для самоотречения, чем они смогут переварить.
Olga Nechaeva   Jany Ka  Для этого не надо позволения  Мне кажется, мы говорим о разном. Неосознанный в своих травмах родитель будет травмировать своего ребенка. Но он и не придет за терапией, он не осознает, что она ему требуется, его просто раздражает эта необходимость долга и служения, и он вываливает раздражение на окружающих. Он не понимает, что проблема раздражения – в нем, а не в обстоятелствах. Ньюфельд, как мне кажется, говорит о другом. О родителе, который все это осознает, и идет к терапевту за волшебной таблеткой “сделайте меня лучше и я вернусь к ребенку весь такой хороший”. А терапевт говорит: “таблеток нет, иди и трудись”. А он говорит, “не могу трудиться, надо сначала подправить тут и там”. А терапевт говорит: “иди и трудись. ЭТО и есть излечение”. Для меня это как-то интуитивно очень понятно и близко с, например, восточными единоборствами, в которых людям европейской культуры зачастую очень сложно. Мастер говорит: “повторяй одно движение”. Он не объясняет, зачем, не уговаривает, что надо, не подбадривает, ему плевать до наших метаний, что у нас были травмы, что мы не можем, что мы устали, что в этом нет смысла, что у нас не получается, что надо сначала что-то и так далее. Стой и повторяй. Отключи голову. Тогда, перебесившись и переждя эту агонию и мельтешение внутри, вдруг приходит мастерство, совершенно неожиданно. Или в родах. Когда ты отключаешь постоянный диалог внутри и думаешь о ребенке и больше ни о чем и о труде родов, просто происходит внутренний клик, и все отпускает, становится легко, понятно, как будто так задумано. Я сумбурно пишу, простите. Еще пришел в голову пример: мужчина спросил терапевта “что делать, я больше не люблю свою жену” – “иди и люби ее”. Но я не чувствую любви! Любить – это не чувство. Это – действие. Иди и люби. Вот как-то так и с детьми. Не важно, что бушует внутри. Иди и будь поддержкой, опорой, помощником, защитой – все то, что для ребенка и есть любовь.
Olga Nechaeva   Катя, еще Виктор Франкл писал, что вне зависимости от обстоятельств, свобода человека заключается в его ответственности. То есть возможности выбирать, как отвечать на обстоятельства. Как их видеть, как переживать, что из этого выносить. А уж хуже его “геморроя” – трудно придумать. Внутренний рост или раздражение – это выбор. Брату здоровья.
Katy Sidorova   У меня вариантов мало – послать всех нахер (по ряду причин такой вариант мне не нравится) или помогать. Моего любимого варианта “не создавать себе проблем” тут, к сожалению, не предусмотрено. А если я не хочу обязанностей, связанных с детьми – я могу раз в день принять маленькую таблеточку и дальше жить счастливо и беззаботно (если бы остальных обязанностей было бы так легко избежать).
Olga Nechaeva   Я говорила не о варианте выбора обстоятельств, а о выборе отношения к ним.
Leka Oomph   Я понимаю, о чем говорит Оля (сама работаю с собой в отношениях я-сын), понимаю, о чем говорит Катя (мама умерла от онкологии). Лично я считаю, что эти два вида труда – с детьми и с больными родственниками – не очень корректно сравнивать. В первом время идет и обычно вместе с ним идет улучшение. Во втором нет. В первом мы можем на что-то влиять, мы видим, как меняя свое отношение, меняется отношение/поведение ребенка. Во втором случае по факту не меняется ничего. Терпения и сил во втором случае нужно куда больше. Волонтеры приходят к больным и уходят к себе домой. Волонтеры могут найти себе замену и уехать в отпуск. Волонтеры могут вообще перестать быть волонтерами. Все это неприменимо к родственникам. Мне кажется, я-таки смогла поменять свое отношение хотя бы к концу и оказать ей ту поддержку, которая ей была нужна, но лично мне проще и легче от смены отношения не стало. Возможно, я-таки не смогла выйти на тот уровень, который требовался, потому что мне было тяжело и плохо все время. Единственное, что помогало всегда – это принятие. На базе принятия уже можно было хоть как-то и где-то что-то поменять, улучшить для себя самой. Сил вам, Катя.
Katy Sidorova   Мой брат вроде выбирается, хотя шансы были не очень, и все это нас очень сблизило и с ним, и с его женой, но ну его нафиг, такой тимбилдинг.
Елена Козлова   мне кажется, что главным фактом терапии является полное принятие своих обстоятельств и расширение сердца. Я, наверное, согласна с Ньюфельдом – я давно поняла, что для меня процесс жизни с тремя детьми стал очень мощным стимулом к работе над собой. Особенно учитывая,каким сложным был мой старший ребенок.
Тимур Елжов   Любое выздоровление, как мне сейчас кажется, начинается с прекращения воспринимать себя (“я”) как объект, с прекращения сосредоточения на нем. Всю заботу о себе как об объекте (“как меня воспринимают окружающие?”, “как мне сделать так, чтоб меня любили ?”) нужно просто вывернуть наизнанку — “как мне научиться воспринимать окружающих максимально полно?”, “как мне научиться любить?”. Заботиться не о себе, но о максимальном очищении всего, что поступает в меня. О том, как я вижу, слышу, вдыхаю. Едва ли ни самое лучшее, что вообще может дать человек — это Внимание. Зоркость. Подлинное, почти беззвучное, тотальное внимание — фундамент любви.

____

 

Ну и от себя добавлю:

родительство может излечивать, а может нет. У меня есть несколько коллег, которые бегом бежали после родов на работу, а окружающие и общество стали им ещё больше должны, ведь они “детные”. Я не видела в них никакой позитивной трансформации, скорее наоборот. Хотя, время шло, и кто знает, может сейчас картинка совсем другая? Я согласна, что пока ты по-настоящему не принял ситуацию, это очень очень может тяготить.

Закончу этот пост позитивным текстом от http://innapribora.livejournal.com/

___

“Первые годы жизни ребенку приходится воспитывать родителей. Приучать их к покладистости, развивать у них силу воли, ответственность и умение готовить жидкие кашки и тыквенное пюре. Малышу приходится терпеть их истерики, вечерние “Хочу выпивать! Хочу автостопом по Южной Америке! Хочу играть на саксофоне в три часа ночи!” Спокойно и планомерно ребенок делает свою работу. Готовит инфантильных созданий к трудностям жизни, к простым и суровым радостям: просто сон, просто еда, просто возможность пить чай без плавающих в нем сухариков. Детям не всегда легко удается вырастить добротных родителей. Иногда глянет малыш на отца, нервно подергивающего левым веком, и думает: “Вот здесь я перестарался. Воспитательный просчет”. Многое терпит ребенок ради своей высокой цели: иногда и ночью не спит, иногда заболеет, иногда вынуждают его обстоятельства пойти на крайние меры: ущерб всем, и соседям даже. А если они по-другому не понимают? И только в тот момент, когда доведет ребенок родителей до ума, сможет он переключиться на что-то другое, требующее внимания и глубокой внутренней работы.”